.
The following article on “Religion and Marxism” was written by Iulii Martov, one of the leading Mensheviks (along with Georgii Plekhanov). It was published in the journal On the Brink in 1909, and responds to the first volume of Lunacharskii’s Religion and Socialism, as well as some occasional pieces by Nikolai Berdiaev and Dmitrii Merezhkovskii. Martov also takes aim at Georges Sorel’s conception of “social myth” and the beautiful words of Benedetto Croce.
.
.

I

.
«Мы стараемся показать», говорит в предисловии к своему французскому сборнику г-н Мережковский, «что последний смысл русской революции остается непонятным, вне понимания мистического»). Юродствующий во Христе писатель может позволить себе роскошь откровенно признаться в научной непознаваемости «тайны» пережитого Россией общественного кризиса. Эта роскошь недоступна общественным деятелям, принимающим непосредственное участие в социальной борьбе и слишком близко соприкасающимся с ее грубой реальностью. Это не значит, однако, что «мистическое понимание» недавних событий привлекало к себе мысль одних лишь чудодеев ого человечества и человекобожества.

На заре закончившегося периода отечественной истории народническая мысль нашла в идее «не буржуазного, но демократического» переворота формулу достаточно-мистического проникновения в сущность надвигавшейся стихии.

На закате того-же периода, переработав все противоречивые впечатления бешеной пляски общественных сил, марксистская мысль большевистского толка, отчаявшаяся дать научную формулу» сущности русской революции», мистически постигла последнюю, как лежащую» на границе» между переворотом буржуазным и переворотом социалистическим (формулу дал К. Каутский и одобрил Н. Ленин).

Действительный, объективный смысл пере-жевавшегося «сдвига» упорно не давался познающей мысли и, жаждая «синтеза», она склонялась к интуитивному восприятию того, что составляло «душу событий».

Побежденные общественные движения не раз уже оставляли по себе осадок мистической реакции. Ее знала и революция 1789-1798 г., и революция 1848 года, и русское движение 70-тых г.г. Интересно, однако, что потер певшая жестокое поражение Коммуна 1871 года не имела такого идейного эпилога. Быть может, потому, что она была первой — и до сих пор последней — революцией не буржуазной, пролетарской? Есть все основания думать, что это так. Но еслиб это было так, то отсюда следовало бы, что наша отечественная «смута», несомненно? оставившая по себе еще не исчерпанный осадок мистицизма, eo ipso должна быть зачислена по ведомству движений буржуазных. Этот вывод может, на первый взгляд, показаться парадоксальным. И, однако, это так буржуазному перевороту имманентно присуще глубокое противоречие между бытием и сознанием, между тем, что он есть в действительности, и тем, как он себя сознает, между объективными задачами, выполняемыми его участниками, и идеальными целями, которые они себе ставят. Тайна этого неизбежного противоречия не заключает в себе ничего мистического: она вся, целиком, коренится в условиях существования и развития буржуазного общества. Но раскрытие этой тайны, практическое преодоление этого противоречия само предполагает эмансипацию от условий существования буржуазного общества эмансипацию, возможную лишь в процессе хвостанные» против этого общества и на достаточно высокой стадии борьбы с ним. Continue reading →